Запомнить этот сайт


Рекомендуем:

Анонсы
  • Сестры >>>
  • Сестры >>>
  • Трогательный случай >>>


Новости
По многочисленным просьбам.... >>>
А вы знаете что? >>>
Сегодня у кого-то... >>>
читать все новости


Все рассказы


Случайный выбор
  • Трогательный случай  >>>
  • Игра с огнем  >>>
  • Сестры  >>>

Рекомендуем:

Анонсы
  • Рыжий >>>
  • Трогательный случай >>>
  • Сестры >>>





счетчик

Беглец

Это была длинная процедура. Сначала Пашка шел с матерью под дождем то
по скошенному полю, то по лесным тропинкам, где к его сапогам липли желтые
листья, шел до тех пор, пока не рассвело. Потом он часа два стоял в темных
сенях и ждал, когда отопрут дверь. В сенях было не так холодно и сыро, как
на дворе, но при ветре и сюда залетали дождевые брызги. Когда сени
мало-помалу битком набились народом, стиснутый Пашка припал лицом к
чьему-то тулупу, от которого сильно пахло соленой рыбой, и вздремнул. Но
вот щелкнула задвижка, дверь распахнулась, и Пашка с матерью вошел в
приемную. Тут опять пришлось долго ждать. Все больные сидели на скамьях,
не шевелились и молчали. Пашка оглядывал их и тоже молчал, хотя видел
много странного и смешного. Раз только, когда в приемную, подпрыгивая на
одной ноге, вошел какой-то парень, Пашке самому захотелось также
попрыгать; он толкнул мать под локоть, прыснул в рукав и сказал:
- Мама, гляди: воробей!
- Молчи, детка, молчи! - сказала мать.
В маленьком окошечке показался заспанный фельдшер.
- Подходи записываться! - пробасил он.
Все, в том числе и смешной подпрыгивающий парень, потянулись к
окошечку. У каждого фельдшер спрашивал имя и отчество, лета,
местожительство, давно ли болен и проч. Из ответов своей матери Пашка
узнал, что зовут его не Пашкой, а Павлом Галактионовым, что ему семь лет,
что он неграмотен и болен с самой Пасхи.
Вскоре после записывания нужно было ненадолго встать; через приемную
прошел доктор в белом фартуке и подпоясанный полотенцем. Проходя мимо
подпрыгивающего парня, он пожал плечами и сказал певучим тенором:
- Ну и дурак! Что ж, разве не дурак? Я велел тебе прийти в
понедельник, а ты приходишь в пятницу. По мне хоть вовсе не ходи, но ведь,
дурак этакой, нога пропадет!
Парень сделал такое жалостное лицо, как будто собрался просить
милостыню, заморгал и сказал:
- Сделайте такую милость, Иван Миколаич!
- Тут нечего - Иван Миколаич! - передразнил доктор. - Сказано в
понедельник, и надо слушаться. Дурак, вот и всё...
Началась приемка. Доктор сидел у себя в комнатке и выкликал больных
по очереди. То и дело из комнатки слышались пронзительные вопли, детский
плач или сердитые возгласы доктора:
- Ну, что орешь? Режу я тебя, что ли? Сиди смирно!
Настала очередь Пашки.
- Павел Галактионов! - крикнул доктор.
Мать обомлела, точно не ждала этого вызова, и, взяв Пашку за руку,
повела его в комнатку. Доктор сидел у стола и машинально стучал по толстой
книге молоточком.
- Что болит? - спросил он, не глядя на вошедших.
- У парнишки болячка на локте, батюшка, - ответила мать, и лицо ее
приняло такое выражение, как будто она в самом деле ужасно опечалена
Пашкиной болячкой.
- Раздень его!
Пашка, пыхтя, распутал на шее платок, потом вытер рукавом нос и стал
не спеша стаскивать тулупчик.
- Баба, не в гости пришла! - сказал сердито доктор. - Что возишься?
Ведь ты у меня не одна тут.
Пашка торопливо сбросил тулупчик на землю и с помощью матери снял
рубаху... Доктор лениво поглядел на него и похлопал его по голому животу.
- Важное, брат Пашка, ты себе пузо отрастил, - сказал он и
вздохнул. - Ну, показывай свой локоть.
Пашка покосился на таз с кровяными помоями, поглядел на докторский
фартук и заплакал.
- Ме-е! - передразнил доктор. - Женить пора баловника, а он ревет!
Бессовестный.
Стараясь не плакать, Пашка поглядел на мать, и в этом его взгляде
была написана просьба: "Ты же не рассказывай дома, что я в больнице
плакал!"
Доктор осмотрел его локоть, подавил, вздохнул, чмокнул губами, потом
опять подавил.
- Бить тебя, баба, да некому, - сказал он. - Отчего ты раньше его не
приводила? Рука-то ведь пропащая! Гляди-кась, дура, ведь это сустав болит!
- Вам лучше знать, батюшка... - вздохнула баба.
- Батюшка... Сгноила парню руку, да теперь и батюшка. Какой он
работник без руки? Вот век целый и будешь с ним нянчиться. Небось как у
самой прыщ на носу вскочит, так сейчас же в больницу бежишь, а мальчишку
полгода гноила. Все вы такие.
Доктор закурил папироску. Пока папироска дымила, он распекал бабу и
покачивал головой в такт песни, которую напевал мысленно, и всё думал о
чем-то. Голый Пашка стоял перед ним, слушал и глядел на дым. Когда же
папироса потухла, доктор встрепенулся и заговорил тоном ниже:
- Ну, слушай, баба. Мазями да каплями тут не поможешь. Надо его в
больнице оставить.
- Ежели нужно, батюшка, то почему не оставить?
- Мы ему операцию сделаем. А ты, Пашка, оставайся, - сказал доктор,
хлопая Пашку по плечу. - Пусть мать едет, а мы с тобой, брат, тут
останемся. У меня, брат, хорошо, разлюли малина! Мы с тобой, Пашка, вот
как управимся, чижей пойдем ловить, я тебе лисицу покажу! В гости вместе
поедем! А? Хочешь? А мать за тобой завтра приедет! А?
Пашка вопросительно поглядел на мать.
- Оставайся, детка! - сказала та.
- Остается, остается! - весело закричал доктор. - И толковать нечего!
Я ему живую лисицу покажу! Поедем вместе на ярмарку леденцы покупать!
Марья Денисовна, сведите его наверх!
Доктор, по-видимому, веселый и покладистый малый, рад был компании;
Пашка захотел уважить его, тем более что отродясь не бывал на ярмарке и
охотно бы поглядел на живую лисицу, но как обойтись без матери? Подумав
немного, он решил попросить доктора оставить в больнице и мать, но не
успел он раскрыть рта, как фельдшерица уже вела его вверх по лестнице. Шел
он и, разинув рот, глядел по сторонам. Лестница, полы и косяки - всё
громадное, прямое и яркое - были выкрашены в великолепную желтую краску и
издавали вкусный запах постного масла. Всюду висели лампы, тянулись
половики, торчали в стенах медные краны. Но больше всего Пашке понравилась
кровать, на которую его посадили, и серое шершавое одеяло. Он потрогал
руками подушки и одеяло, оглядел палату и решил, что доктору живется очень
недурно.
Палата была невелика и состояла только из трех кроватей. Одна кровать
стояла пустой, другая была занята Пашкой, а на третьей сидел какой-то
старик с кислыми глазами, который всё время кашлял и плевал в кружку. С
Пашкиной кровати видна была в дверь часть другой палаты с двумя кроватями:
на одной спал какой-то очень бледный, тощий человек с каучуковым пузырем
на голове; на другой, расставив руки, сидел мужик с повязанной головой,
очень похожий на бабу.
Фельдшерица, усадив Пашку, вышла и немного погодя вернулась, держа в
охапке кучу одежи.
- Это тебе, - сказала она. - Одевайся.
Пашка разделся и не без удовольствия стал облачаться в новое платье.
Надевши рубаху, штаны и серый халатик, он самодовольно оглядел себя и
подумал, что в таком костюме недурно бы пройтись по деревне. Его
воображение нарисовало, как мать посылает его на огород к реке нарвать для
поросенка капустных листьев; он идет, а мальчишки и девчонки окружили его
и с завистью глядят на его халатик.
В палату вошла сиделка, держа в руках две оловянных миски, ложки и
два куска хлеба. Одну миску она поставила перед стариком, другую - перед
Пашкой.
- Ешь! - сказала она.
Взглянув в миску, Пашка увидел жирные щи, а в щах кусок мяса, и опять
подумал, что доктору живется очень недурно и что доктор вовсе не так
сердит, каким показался сначала. Долго он ел щи, облизывая после каждого
хлебка ложку, потом, когда, кроме мяса, в миске ничего не осталось,
покосился на старика и позавидовал, что тот всё еще хлебает. Со вздохом он
принялся за мясо, стараясь есть его возможно дольше, но старания его ни к
чему не привели: скоро исчезло и мясо. Остался только кусок хлеба.
Невкусно есть один хлеб без приправы, но делать было нечего, Пашка подумал
и съел хлеб. В это время вошла сиделка с новыми мисками. На этот раз в
мисках было жаркое с картофелем.
- А где же хлеб-то? - спросила сиделка.
Вместо ответа Пашка надул щеки и выдыхнул воздух.
- Ну, зачем сожрал? - сказала укоризненно сиделка. - А с чем же ты
жаркое есть будешь?
Она вышла и принесла новый кусок хлеба. Пашка отродясь не ел жареного
мяса и, испробовав его теперь, нашел, что оно очень вкусно. Исчезло оно
быстро, и после него остался кусок хлеба больше, чем после щей. Старик,
пообедав, спрятал свой оставшийся хлеб в столик; Пашка хотел сделать то же
самое, но подумал и съел свой кусок.
Наевшись, он пошел прогуляться. В соседней палате, кроме тех, которых
он видел в дверь, находилось еще четыре человека. Из них только один
обратил на себя его внимание. Это был высокий, крайне исхудалый мужик с
угрюмым волосатым лицом; он сидел на кровати и всё время, как маятником,
кивал головой и махал правой рукой. Пашка долго не отрывал от него глаз.
Сначала маятникообразные, мерные кивания мужика казались ему курьезными,
производимыми для всеобщей потехи, но когда он вгляделся в лицо мужика,
ему стало жутко, и он понял, что этот мужик нестерпимо болен. Пройдя в
третью палату, он увидел двух мужиков с темно-красными лицами, точно
вымазанными глиной. Они неподвижно сидели на кроватях и со своими
странными лицами, на которых трудно было различить черты, походили на
языческих божков.
- Тетка, зачем они такие? - спросил Пашка у сиделки.
- У них, парнишка, воспа.
Вернувшись к себе в палату, Пашка сел на кровать и стал дожидаться
доктора, чтобы идти с ним ловить чижей или ехать на ярмарку. Но доктор не
шел. В дверях соседней палаты мелькнул ненадолго фельдшер. Он нагнулся к
тому больному, у которого на голове лежал мешок со льдом, и крикнул:
- Михайло!
Спавший Михайло не шевельнулся. Фельдшер махнул рукой и ушел. В
ожидании доктора Пашка осматривал своего соседа-старика. Старик не
переставая кашлял и плевал в кружку; кашель у него был протяжный,
скрипучий. Пашке понравилась одна особенность старика: когда он, кашляя,
вдыхал в себя воздух, то в груди его что-то свистело и пело на разные
голоса.
- Дед, что это у тебя свистит? - спросил Пашка.
Старик ничего не ответил. Пашка подождал немного и спросил:
- Дед, а где лисица?
- Какая лисица?
- Живая.
- Где ж ей быть? В лесу!
Прошло много времени, но доктор всё еще не являлся. Сиделка принесла
чай и побранила Пашку за то, что он не оставил себе хлеба к чаю; приходил
еще раз фельдшер и принимался будить Михайлу; за окнами посинело, в
палатах зажглись огни, а доктор не показывался. Было уже поздно ехать на
ярмарку и ловить чижей; Пашка растянулся на постели и стал думать.
Вспомнил он леденцы, обещанные доктором, лицо и голос матери, потемки в
своей избе, печку, ворчливую бабку Егоровну... и ему стало вдруг скучно и
грустно. Вспомнил он, что завтра мать придет за ним, улыбнулся и закрыл
глаза.
Его разбудил шорох. В соседней палате кто-то шагал и говорил
полушепотом. При тусклом свете ночников и лампад возле кровати Михайлы
двигались три фигуры.
- Понесем с кроватью аль так? - спросила одна из них.
- Так. Не пройдешь с кроватью. Эка, помер не вовремя, царство
небесное!
Один взял Михайлу за плечи, другой - за ноги и приподняли: руки
Михаилы и полы его халата слабо повисли в воздухе. Третий - это был мужик,
похожий на бабу, - закрестился, и все трое, беспорядочно стуча ногами и
ступая на полы Михайлы, пошли из палаты.
В груди спавшего старика раздавались свист и разноголосое пение.
Пашка прислушался, взглянул на темные окна и в ужасе вскочил с кровати.
- Ма-а-ма! - простонал он басом.
И, не дожидаясь ответа, он бросился в соседнюю палату. Тут свет
лампадки и ночника еле-еле прояснял потемки; больные, потревоженные
смертью Михайлы, сидели на своих кроватях; мешаясь с тенями, всклоченные,
они представлялись шире, выше ростом и, казалось, становились всё больше и
больше; на крайней кровати в углу, где было темнее, сидел мужик и кивал
головой и рукой.
Пашка, не разбирая дверей, бросился в палату оспенных, оттуда в
коридор, из коридора влетел в большую комнату, где лежали и сидели на
кроватях чудовища с длинными волосами и со старушечьими лицами. Пробежав
через женское отделение, он опять очутился в коридоре, увидел перила
знакомой лестницы и побежал вниз. Тут он узнал приемную, в которой сидел
утром, и стал искать выходной двери.
Задвижка щелкнула, пахнул холодный ветер, и Пашка, спотыкаясь,
выбежал на двор. У него была одна мысль - бежать и бежать! Дороги он не
знал, но был уверен, что если побежит, то непременно очутится дома у
матери. Ночь была пасмурная, но за облаками светила луна. Пашка побежал от
крыльца прямо вперед, обогнул сарай и наткнулся на пустые кусты; постояв
немного и подумав, он бросился назад к больнице, обежал ее и опять
остановился в нерешимости: за больничным корпусом белели могильные кресты.
- Ма-амка! - закричал он и бросился назад.
Пробегая мимо темных, суровых строений, он увидел одно освещенное
окно.
Яркое красное пятно в потемках казалось страшным, но Пашка,
обезумевший от страха, не знавший, куда бежать, повернул к нему. Рядом с
окном было крыльцо со ступенями и парадная дверь с белой дощечкой; Пашка
взбежал на ступени, взглянул в окно, и острая, захватывающая радость вдруг
овладела им. В окно он увидел веселого, покладистого доктора, который
сидел за столом и читал книгу. Смеясь от счастья, Пашка протянул к
знакомому лицу руки, хотел крикнуть, но неведомая сила сжала его дыхание,
ударила по ногам; он покачнулся и без чувств повалился на ступени.
Когда он пришел в себя, было уже светло, и очень знакомый голос,
обещавший вчера ярмарку, чижей и лисицу, говорил возле него:
- Ну и дурак, Пашка! Разве не дурак? Бить бы тебя, да некому.
 

Антология составлена при поддержке - поэзия в голосе - аудиокнига стихов и сети Общелит - стихи современных поэтов , другие авторы
Все права принадлежат авторам